#190979
Щасвирнус (16:43)
Спасибо, в своей папке "сорок второй" - поправлю.

#190979
“Ваш запрос на Костенецкого В.А. сотрудниками ВММ рассмотрен.
Сообщаю, что лейтенант Костенецкий Владимир Андреевич, 1923 г.р., должность не указана, отд. б. ПТР (№ не указан), на фронте Великой Отечественной войны 2 октября 1942 г. получил слепое осколочное поверхностное ранение мягких тканей шеи слева и сквозное мелкоосколочное ранение мягких тканей в области правого плечевого сустава, по поводу чего с 4 октября 1942 г. находился на излечении в ЭГ 2130, предыдущие этапы 54 ППГ, из которого выбыл 26 октября 1942 года в часть по выздоровлении.
Примечание: операция 8.10.42 г. – рассечение раны мягких тканей шеи и удаление металлического осколка 3х3 см.
Призван Симферопольским РВК.
Домашний адрес: г. Симферополь, Субхи, 30 (мать).
Основание: подлинная история болезни № 7326 ЭГ 2130.
22 января 1988 г.
№ 02230б.
Повторно.
Спр.21.3.1956г.
Военно-медицинский музей МО СССР. Архив военно-медицинских документов. 1 отдел.
191180, Ленинград, Лазаретный пер., 2”.

#190979
…
Меня вначале пробовали лечить без хирургического вмешательства. ... Я по-прежнему температурил, с трудом глотал жидкую пищу (в основном это была жидкая манная каша и чай) и почти не мог разговаривать - только шёпотом, да и то с трудом. Однако был ходячим больным, хотя меня покачивало от слабости. Врачи определили, что осколок, войдя в шею с левой стороны, прошел через мягкие ткани шеи и остановился не очень глубоко под кожей с правой стороны. Он даже прощупывался, и это место было весьма болезненным. Очевидно, там начинался какой-то гнойный процесс. Меня направили на рентген, потом смотрел профессор. Было решено делать операцию, чтобы извлечь осколок.

Врач-рентгенолог, которая обследовала меня, закончив просвечивание, с печальной и доброй улыбкой сказала мне: "Счастливая Ваша мама. Если бы осколок прошел в долях миллиметра в стороне, то была бы перебита сонная артерия, а это привело бы к почти немедленной смерти". Только теперь мне стал ясен смысл фразы, сказанной мне врачом-грузином на перевязочном пункте в дивизионном медсанбате в день ранения.
(…)

#190979
Для меня снарядили пароконную повозку, постелили сена и повезли. Медсанбат 395-й стрелковой дивизии располагался примерно в трёх-четырёх километрах от тылов батальона. По каменистой дороге езда в повозке, даже уложенной сеном, все равно была, вероятно, противопоказана для меня. Первые километры я еще кое-как крепился, но последние сотни метров перед медсанбатом едва не стали для меня последними в жизни. Вновь открылось кровотечение, вновь я стал захлёбываться собственной кровью, кое-как с большим трудом делая редкие, поверхностные вдохи, глотая свою кровь, кашляя и задыхаясь. К счастью, меня, видимо, сразу же положили на операционный стол. Я говорю, видимо, потому что этого я уже не чувствовал, так как перед самым медсанбатом снова потерял сознание и очнулся только на операционном столе. Надо мной что-то делали медицинские работники - видимо, меняли повязку на шее, делали уколы.

Ко мне наклонился какой-то мужчина в белом халате, из-под которого виднелся прямоугольник "шпала" в петлице, и в белом колпаке, смуглый, с большим носом с горбинкой - судя по всем этим признакам, армянин или грузин - и довольно весело, как мне показалось, посмотрел на меня, когда я, наконец, пришёл в себя и открыл глаза. Увидев немой вопрос в моих глазах, он наклонился ко мне. "Доктор, - прошептал я, - это конец?" Видимо, у меня была навязчивая мысль. "Конец? - переспросил он с удивлением, - Что ты, дорогой! Знаешь, сколько таких, как ты, бывает у меня каждый день? и ничего, всё обходится. Лежи спокойно. Теперь страшного для тебя уже ничего нет!" Может быть, эта фраза была обычной для врача успокаивающей фразой, но может быть, так это и было в действительности. Точный смысл её стал мне ясен позднее, уже в эвакогоспитале в Сочи и заключался в том, что если я не умер в первые минуты после ранения, то теперь непосредственной опасности уже не было. Во всяком случае, эта фраза почти совершенно успокоила меня, и я уже больше не волновался, тем более, что ни кровотечений, ни приступов удушья больше не повторялось.

Следующие сутки прошли для меня в полузабытьи, полудреме. Все пережитое было, вероятно, таким тяжёлым для нервной системы, что реакция была какая-то сонная, как после тяжкой усталости.
...

#190979
…
Но возвращусь к прерванному рассказу. Пока шёл этот драматический диалог между мною и старшим политруком Федоровским, два связиста, используя индивидуальные пакеты, оказали мне первую помощь, туго перевязав мне шею. Перевязка очень помогла мне, так как я перестал задыхаться, захлебываясь собственной кровью, и почувствовал себя значительно лучше, хотя оставалось некоторое чувство неуверенности и опасения, что кровотечение, а вместе с ним и удушье могут возобновиться. "Унести начальника штаба!", - вновь приказал майор Камкин. Четыре солдата положили меня на плащ-палатку и понесли в тыл. Понесли - не совсем, правда, точное слово в данном случае. Солдаты попались малорослые, слабенькие. Нести меня на плащ-палатке им было тяжело и неудобно. Они спотыкались на неровной дороге, пригибались и приседали при близких разрывах снарядов и мин. Иногда они не столько несли меня, сколько волочили по земле. Излишне говорить, что я в такой позе, на таких импровизированных носилках и с такими малоопытными и слабыми носильщиками тоже чувствовал себя не очень уютно.

Между тем, противник продолжал вести интенсивный артиллерийский и миномётный огонь по нашему району. Грохот близких разрывов, зловещий вой и щёлканье осколков по стволам и веткам деревьев - все это не располагало к благодушию. После очередного рывка вниз мои носильщики залегли под грохот близкого разрыва. Сверху застучали комья земли и щебенка. Одно удачное попадание, - подумал я, - и от моих четырёх носильщиков и от их пациента не останется даже мокрого места и костей не соберешь, так далеко может всё это разбросать. Решение пришло мгновенно. Попросив помочь мне подняться, я приказал двоим из солдат с плащ-палаткой идти назад, на КП: там люди сейчас были очень нужны, судя по частому треску автоматов, доносившемуся оттуда. Оставшихся двоих солдат я обнял за шею и при их поддержке, хоть и не очень уверенно (ноги заплетались) пошёл вперед, вернее, назад, к нашим тылам. Без дальнейших приключений нам удалось добраться до тылов батальона, располагавшихся примерно в километре от КП. Разрывы снарядов остались позади.
…

#190979
Я стоял за стволом дерева, внимательно вглядываясь вверх по склону, стараясь как можно раньше заметить вражеских автоматчиков, когда упругая волна горячего воздуха от близкого разрыва ощутимо толкнула меня с левой стороны. Я смутно чувствовал, что со мной произошло что-то неладное, что дело не ограничивается толчком горячего воздуха, но в первые секунды никак не мог понять, что же все-таки произошло. Лишь случайно посмотрев вниз, я увидел широкую полосу крови, быстро стекавшей по гимнастерке вниз от подбородка по левой стороне груди. Сразу все стало ясно: я ранен, может быть, тяжело. Боли я не чувствовал никакой, только слева в районе шеи и подбородка ощущалось какое-то странное онемение. Видимо, в этот момент мне понадобилось сделать глубокий вдох, и тут я почувствовал, как тяжело мне дышать. При вдохе воздух не поступал или почти не поступал в лёгкие. Слышалось какое-то бульканье или всхлипывание при попытках сделать вдох, моя собственная кровь засасывалась в дыхательные пути и в лёгкие и препятствовала дыханию, душила меня. Через несколько мгновений удушье стало невыносимым, и я, теряя сознание, упал к подножию того дерева, около которого стоял.

Как мне стало ясно позже, я упал так, что голова оказалась обращённой к подножью горы, то есть ниже туловища. Видимо, это спасло меня от удушья, и я с трудом и хрипом, но кое-как стал дышать и немного пришёл в себя. Помню, я ясно слышал приказ майора Камкина: "Унести начальника штаба!" Ко мне подбежали одновременно комиссар батальона старший политрук Федоровский и начальник связи батальона, старший лейтенант, фамилию которого я, к сожалению, не помню. "В шею,- полувопросительно, полу утвердительно сказал начальник связи и тут же безапелляционно заявил,- Это конец". И так как мне было очень плохо и я сам уже думал об этом, то я сейчас же с видимой готовностью согласился и прошептал, вернее, прохрипел: "Да, это конец". Хотя в душе я никак не мог примириться с тем, что меня сейчас не станет, и где-то в глубине сознания теплилась маленькая надежда, что, может быть, это всё-таки не конец. Старший политрук Федоровский участливо склонился надо мной и, видимо, не находя других слов утешения, сказал: "Мы отомстим за тебя, Володя!" "Да, да, отомстите", - прошептал я в ответ. При этом я очень отчётливо чувствовал, что даже если они в самом деле отомстят, для меня это будет уже весьма слабым утешением, если мне действительно предстояло сейчас умереть.
…

#190979
2 октября…
…
Между тем, враг усиливал свой нажим. К полудню немецким автоматчикам удалось прорваться на вершину горы, возвышавшейся над нашим командным пунктом. Одновременно ни на минуту не прекращался мощный артогонь по подножию горы и, следовательно, по нашему КП. Когда автоматчики прорвались на вершину, а она возвышалась над нами не более чем на 100-120 метров, мы услышали сквозь грохот разрывов близкую и частую автоматную стрельбу, причём по неторопливому, размеренному звуку выстрелов легко можно было определить, что огонь в основном ведут немецкие автоматчики. Противник нависал над нами и каждую минуту мог ворваться на наш КП.

Положение становилось угрожающим. Мы все выскочили из укрытия. "Начальник штаба,- распорядился Камкин,- организуйте оборону командного пункта!" Собрав всех людей, которые находились здесь: связисты, посыльные - всего набралось человек 15-20, я рассредоточил их полукругом, фронтом к вершине горы. Отрывать ячейки времени не было, и каждый из моих солдат изготовился к бою, используя в качестве укрытий пни, камни, стволы деревьев. Через несколько минут показались первые группы вражеских автоматчиков, по которым мы немедленно открыли интенсивный пулеметный (у нас было два ДП) и автоматный огонь. После ожесточенной перестрелки автоматчики противника, понеся потери, отошли к вершине горы. Эту передышку нужно было использовать или для подготовки к отражению новых атак, поскольку не было никакого сомнения, что на нас наткнулась только небольшая передовая группа автоматчиков, или же для срочной смены КП, что без приказа мы не имели права делать, тем более что противник в этом случае мог легко отрезать нас от наших подразделений.

Майор принял решение обороняться здесь и вызвать из ближайшей роты автоматчиков для обороны командного пункта и отражения дальнейших вражеских атак. Я продолжал усиливать нашу оборону, стараясь максимально целесообразно расположить моих немногочисленных солдат. Между тем, артиллерийский огонь по нашему расположению не ослабевал. Снаряды рвались так часто, что осколки как град стучали по стволам деревьев, сбивая ветки и листья. Однако после появления вражеских автоматчиков мы как-то менее остро чувствовали артогонь, тем более что сверху, с горы, вновь доносились автоматные очереди.

#190979
…
30 сентября…
…Вспоминая сейчас картину этого боя, я никак не могу избавиться от мысли, что мы действовали как-то хаотично, неорганизованно, как будто в лихорадке. Например, мы часто без видимой нужды перебегали с места на место, суетились без толку. Я стрелял из автомата по пехоте. Потом перестал её видеть и стрелял по кустам, в которых, по моим предположениям, могли засесть вражеские пехотинцы. Потом я вскочил в ближайший дзот, в котором располагался расчет ПТР. "Не берёт", - в отчаянии говорили солдаты. Попросив себе ПТР, я сделал несколько выстрелов по танку и вновь увидел снопы искр. Танк был не далее 150 метров от нас, а может, ещё ближе. Ясно было видно, как ствол орудия уставился в нашу сторону, я выскочил из дзота и хотел вновь залечь в канаве. В этот момент последовала вспышка выстрела танковой пушки, и почти в то же мгновение страшный удар опрокинул меня навзничь.

На секунду я потерял сознание, но затем быстро вскочил, чувствуя острую боль в плече, глухоту, тошноту и звон в ушах. Снаряд танковой пуки разорвался рядом, убив и ранив несколько наших бойцов. Я был ранен в плечо {как потом оказалось, легко) и порядком оглушён. Тем не менее, я добрался до канавы и залёг там рядом с лейтенантом, командовавшим группой пехотинцев, остановленных мною. Он лежал как-то странно, положив голову на локоть своей руки. Не придав этому значения и ещё не поняв, в чем дело, я толкнул его и попытался сказать, что мы очень тесно сгрудились вокруг дзота и что нужно немного рассредоточиться. Однако он ничего не ответил. Продолжая свои суетливые метания по нашей позиции, я через некоторое время опять оказался рядом с ним, но с другой стороны, и тогда мне стало ясно, почему он не ответил мне и почему вообще не подавал признаков жизни. В голове у него, чуть выше виска, зияло широкое, чуть продолговатое отверстие, откуда сквозь потёки крови виднелось вещество мозга... Бедный юноша был убит на месте осколком того самого снаряда, который опрокинул, оглушил и легко ранил меня.

Все эти события заняли считанные секунды. Противник между тем продолжал вести сильный огонь, особенно этот танк, который, сделав ещё два-три выстрела по нашему расположению, перенёс огонь чуть в сторону - видимо, по дзоту, у которого находился командир роты. Мы энергично отвечали, держа под огнём все подступы, скрытие кустарником, и особенно этот упорный танк. Наш огонь, хотя и был бессилен против его лобовой брони, все же, видимо, весьма беспокоил танкистов, а главное, немецкая пехота, прижатая нашим огнем к земле, не продвигалась. Несколько дальше огнём наших ПТР были подожжены два бронетранспортера и танк противника.

Наконец, Т-IV задним ходом начал отходить, за ним отошли остатки пехотинцев и уцелевшие легкие танки и бронетранспортеры. Очередная атака врага была отбита, противнику нанесены значительные потери. Серьёзный урон понесли и мы. Несколько человек было убито, около пятнадцати ранено, некоторые из них тяжело - им требовалась немедленная эвакуация. Два наших дзота были основательно разбиты снарядами танка. Солдаты помогали раненым, делая перевязки. Перевязали плечо и мне.
…

#190979
Обратный путь прошёл без особых приключений, примерно через час с небольшим я уже докладывал майору Камкину о результатах своей поездки. Конечно, нечего особенно нового с ВПУ я ему не привёз - всё это он знал и сам. Дело окончилось тем, что командиры рот получили жёсткие указания на тему: "Ни шагу назад!" Естественно, были приняты дополнительные меры к дальнейшему усилению нашей обороны, в частности, по совершенствованию наших оборонительных сооружений.

Ночь прошла сравнительно спокойно. Противник вёл методический беспокоящий артиллерийский обстрел наших позиций, особенно дорог, ведущих к линии фронта. Обстрел начался ещё с вечера, вернее даже со второй половины дня. Отдельные снаряды ложились довольно близко от места, где был расположен наш штаб. Осколки щёлкали по стволам деревьев. Я ловил себя на том, что при каждом разрыве вытягиваю шею, стараясь его увидеть. Мне почему-то нравилось наблюдать за разрывами снарядов, и это мальчишеское любопытство подавляло чувство опасности, которое вполне естественно должно было возникнуть в такой ситуации. У меня было какое-то глуповатое убеждение, что всё происходящее мне ничем не грозит, что меня не могут задеть осколки или пули.

Правда, это в корне ошибочное чувство покинуло меня сразу же после первого же серьёзного ранения. После него я уже не высовывался из укрытия после очередного разрыва вражеского снаряда или авиабомбы, а оставался в нём, испытывая весьма неприятное чувство страха. Как я жалел потом, что меня покинуло ощущение беззаботности и уверенности в том, что опасность не угрожает непосредственно мне! В дальнейшем в отдельные моменты много душевных сил приходилось тратить на то, чтобы преодолеть или как-то подавать этот пришедший после первого ранения страх.
…

#190979
…
С рассветом майор Камкин дал мне новое задание. Предстояло ехать на ВПУ штаба армии, находившийся в 4-5 километрах в тылу, чтобы дать объяснения по поводу неудачного для нас боя в предыдущий день и, вероятно, выслушать не очень лестное мнение о наших способностях со стороны высокого начальства. Задача эта была не из приятных, но я с удовольствием взял её на себя, понимая, что командиру батальона не очень хотелось ехать самому. Я хотел сделать ему хоть что-нибудь хорошее, потому что успел привязаться к нему.

Взяв с собой ординарца-автоматчика, я поехал на ВПУ штаба армии. Ехать пришлось во узкой тропе, шедшей вдоль реки Псекупс. Лошади часто оступались - дорога была не очень удобной, да и я тогда ещё не мог похвалиться хорошим умением ездить верхом. К тому же, противник вёл довольно интенсивный артиллерийский обстрел всей местности, по которой приходилось ехать, и не удивительно - это был единственный путь ДЛЯ нашего участка из тыла к фронту. Немцы, видимо, хорошо знали это и держали его под непрерывным и интенсивным воздействием своей артиллерии.

В одной месте долина расширилась дорога проходила через довольно широкую поляну, всю изрытую воронками от снарядов. И сейчас на ней часто поднимались фонтаны земли и дыма, земля сотрясалась от грохота разрывов. Мой провожатый остановил коня и сказал, что сейчас ехать нельзя, нужно переждать, когда прекратится обстрел этого участка. Стали ожидать на опушке леса, не выезжая на поляну. Через несколько минут противник сделал перерыв в стрельбе. Сказав, что поляну НУЖНО проскочить как можно быстрее, мой провожатый погнал лошадь вскачь. После нескольких неудачных попыток мне тоже удалось это сделать, однако думаю, что основную роль здесь сыграло стадное чувство - пример уже поскакавшего вперёд всадника, а не мои настойчивые понукания. Во время преодоления этого опасного места я чуть не вылетел из седла, но в общем всё обошлось благополучно, хотя едва мы проскочили поляну, как на ней вновь загрохотали разрывы.

Приехав на место, я доложил о прибытии находившемуся там невысокому плотному полковнику. Принял он меня, как и следовало ожидать, не очень ласково. "Чем вы там, собственно, занимаетесь?" - сурово вопрошал он, в то время как ещё несколько старших офицеров с осуждением разглядывали меня. "Целый батальон противотанковых ружей! И не могут остановить несколько фашистских танков! - продолжал высказывать мне свое возмущение полковник.

Я, как мог, объяснил положение, отметив, что танков противник пускает довольно много, и хотя нас несколько потеснили, мы все же нанесли противнику чувствительный урон: сожгли несколько танков и бронетранспортеров и уничтожили много живой силы. В заключение я самым искренним образом заверил его в том, что больше мы не будем пятиться. Правда, сам я не очень еще был уверен в этом, но именно таковы были полученные мною от командира батальона инструкции. Наконец, полковник немного смягчился. "Даём вам последнюю возможность, - сказал он, - но если вы вновь будете отходить, придется поступить с вами самым жёстким образом". После этого, подтвердив задачу батальона: занимая жёсткую оборону севернее Фанагорийской, не допустить прорыва пехоты и танков противника к этой станице и распространения их далее по долине реки Псекупс, - он разрешил мне возвращаться
...

#190979
События, развивавшиеся впереди, были почти у нас на виду, особенно действия авиации: все это происходило, как я уже сказал, всего в 3-5 километрах севернее наших позиций. 28-го числа днём мы с удовольствием наблюдали, как примерно 15-18 наших самолетов (к сожалению, это были только истребители И-16) подвергли штурмовке вражеские войска. И-16 лихо пикировали и длинными очередями обстреливали фашистов из пулеметов. Но в общем-то нужно сказать, что превосходство в авиации у противника в это время на нашем участке было полным. ФВ-189 - "рамы" непрерывно висели над нашими позициями, а группы Ю-87 и Ме-210 почти непрерывно в течение светлого времени суток бомбили и штурмовали позиции наших частей, которые под давлением превосходящих сил противника медленно с боями отходили к Фанагорийской и 29 сентября наш батальон уже вошёл в непосредственное соприкосновение с немецкими войсками.

Сквозь наши боевые порядки отходили разрозненные группы стрелковых подразделений, сражавшихся впереди, может быть, их вид отрицательно повлиял на психику бойцов нашего батальона, и первое столкновение с врагом в этот день было неудачным. Наши передовые расчеты ПТР после упорного боя отошли на несколько сот метров к Фанагорийской. Несколько ПТР было уничтожено, батальон понес также новые потери в людях. Но противнику также был нанесён значительный урон: он потерял несколько танков и бронетранспортеров и большое количество живой силы. Но, тем не менее, мы отошли, и этот факт имел преобладающее значение.

Ночью бои несколько стихли. Мы приводили в порядок свои подразделения, пополняли боеприпасы, совершенствовали свои оборонительные сооружения. Обстановка была не очень ясна. В частности, на горе Фонарь, чуть выше наших огневых позиций, слышалась сильная автоматная и пулеметная стрельба. К полуночи она стихла, но было неясно, осталась ли вершина горы Фонарь в наших руках, или же ее захватили вражеские войска. Этот вопрос был крайне важен для нас, поскольку у подножия горы в дефиле занимала оборону целая рота ПТР нашего батальона, и если немцы захватили гору, то легко могли выйти во фланг и тыл этой роте и под прикрытием темноты и леса безнаказанно подойти почти вплотную к нашим расчетам и уничтожить их.
…

#190979
С наступлением темноты батальон выступил по дороге, идущей вдоль горной речки Псекупс. Марш прошёл организованно, и, пройдя за ночь примерно 20-25 километров, батальон к утру 27 сентября сосредоточился восточнее Фанагорийской.

Название это, столь близкое и дорогое каждому любителю русской военной истории, невольно наводило на мысль, что, может быть, основателями этой не очень большой живописной и утопавшей в зелени станицы были суворовские чудо-богатыри, ветераны знаменитого Фанагорийского полка. Ведь в старину было принято, что солдаты, уволившиеся из армии, называли основанные ими на свободных землях населённые пункты в честь своих родных полков, в которых проходила их долгая двадцатипятилетняя служба, или в честь известных сражений, в которых им прошлось участвовать. Ведь существуют где-то на Урале и сейчас населенные пункты Париж и Севастополь, у которых общего с их знаменитыми тёзками только и есть, что названия. Париж основали русские солдаты, побывавшие в столице Франции в 1814 году, А Севастополь - герои первой обороны 1854-55 годов. Точно так же существуют сейчас* в Молдавии населенные пункты Бородино, Березино, Тарутино, два Малоярославца и т.д.
…

* 60-е годы ХХ века…
А, может быть, станица была названа в честь горы Фонарь...

#190979
Теперь пропускаю несколько десятков страниц…
Конец сентября - начало октября 1942-го. Это уже Кавказ. Район станицы Фанагорийской…

#190979
Но все наши усилия не приводили к положительным результатам. Над нами проходили уже последние машины противника. Вслед одной из них, прошедшей прямо над нами, пожилой солдат-пулеметчик, приладив свой ДП на высоконагруженной повозке, дал длинную очередь. И вдруг в задней части правой плоскости Ю-52 близко к фюзеляжу показался небольшой клочок яркого красноватого пламени, и за самолетом потянулся дымный след. Пламя было настолько незначительным, что мы все думали, что оно вот-вот погаснет. Однако этого не произошло. С каждой секундой оно делалось все больше, и прежде чем Ю-52 скрылся за домами и садами Мальчевской, мы увидели, что значительная часть его правой плоскости была в огне. Интересно отметить, что самолет сразу же прекратил набирать высоту и пошел на снижение. Вероятно, экипаж намерен был посадить машину и попытаться на земле сбить пламя. Но, судя по высокому столбу черного дыма, долго стоявшего над местом посадки самолета, немецким летчикам не удалось справиться с пожаром. Отойдя уже на несколько километров от Мальчевской, мы все еще видели этот столб дыма.
…

#190979
Вероятно, в момент посадки и короткой остановки боковые стенки фюзеляжа раскрывались, выгрузка десантников и вооружения занимала несколько секунд, затем самолеты продолжали разбег в том же направлении и, едва взлетев, ложились на обратный курс. Говорят, у страха глаза велики, но я не думаю, что сильно преувеличу, если скажу, что всего в высадке десанта участвовало около сотни самолетов. Если считать, что трех моторный самолет Ю-52 мог взять на борт взвод пехоты с вооружением и боеприпасами (в том числе минометы и танкетки), то в целом в течение 20-30 минут перед нами было высажено не менее воздушно-десантной дивизии противника. Пусть даже это был полк или два полка, все равно, неожиданное появление вражеского десанта на пути нашего отхода вызвало некоторое замешательство. К счастью, оно длилось не более нескольких минут. Хотя это и может показаться странным, но в его преодолении нам помогли сами немцы, а именно проходившие над нашими головами немецкие транспортники. Они были так близко и казались такой легкой и доступной целью, что все, кто успел войти в Мальчевскую, открыли по самолетам огонь из всех возможных видов оружия. Вероятнее всего, это произошло даже без всякой команды. Стреляли из автоматов, винтовок, карабинов, из пистолетов и наганов. Пулеметчики срочно прилаживали на повозках несколько ручных пулеметов. По-моему, было даже сделано несколько выстрелов из 45-мм пушек по тем самолетам, что шли несколько в стороне, потому что из-за незначительного угла возвышения ствола эти пушки никоим образом не могли вести огонь по целям, находящимся прямо над головой.

#190979
Я льстил себя надеждой, что мои автоматные очереди могли нанести некоторые потери немецким десантникам, и мне очень хотелось пойти посмотреть, где же приземлился этот самолет. Войдя в лесопосадку, я начал пробираться через неё, но она, вопреки ожиданиям, оказалась очень широкой и труднопроходимой из-за густого и колючего кустарника. Пришлось вернуться на дорогу. Моей повозки там уже не было. Я увидел ее метрах в 100-150 впереди. Ездовой усердно нахлестывал лошадей, которые крупной рысью несли повозку к станции. Он не обратил ни малейшего внимания ни на мои крики, ни даже на автоматную очередь, пущенную вверх. Проклиная ездового, я пустился вслед за повозкой, переходя с шага на бег и обратно, насколько позволяли силы. Но догнать своих мне удалось только при входе в Мальчевскую, на улочках которой сгрудилось много повозок и упряжки нашей 45-мм артиллерии. Там же находились солдаты и офицеры наших стрелковых подразделений, а также бойцы каких-то других частей. Все пребывали в возбуждении и даже некоторой растерянности, и было отчего. События стремительно нарастали. Буквально на наших глазах противник высаживал воздушно-посадочный десант.

Низко над землёй на высоте не более 40-60 метров одна за другой проходили группы Ю-52 по 5-8 и даже более машин. Мы могли свободно наблюдать как эти самолёты примерно в километре за Мальчевской, на ровной как стол местности, совершали посадку, скрываясь ненадолго из виду за близкой лесополосой, а, через несколько минут, вновь появлялись. Сделав крутой разворот, они на высоте 10-15 метров ложились на обратный курс, причем многие из них проходили прямо над Мальчевской, у нас над головой, буквально чуть не цепляясь колесами за низкие крыши одноэтажных домов.

#190979
Их появление и исчезновение было настолько неожиданным, что мы не успели ничего предпринять и с удивлением и беспокойством смотрели им вслед. И еще увеличили темп своего движения к Мальчевской. Из-за быстроты движения дистанция между повозками увеличилась. Не более чем через минуту вновь возник звук моторов. На этот раз одиночный Ю-52 шел чуть правее дороги в нескольких метрах над землей. Я не успел подумать, что нужно или целесообразно сделать. Все, что произошло дальше, совершилось, казалось, само собой. Мгновенно сорвав с плеча автомат и присев за колесом повозки, я дал длинную очередь по самолету, целясь в моторную часть и фюзеляж и учитывая упреждение. Я хорошо стреляю, а расстояние измерялось всего 15-20 метрами, поэтому я был уверен, что попал.

Мне даже представилась цепочка отверстий, возникших в гофрированной поверхности левой боковой стенки фюзеляжа, но, скорее всего, это было плодом воображения. Ответными пулеметными очередями с самолета была немедленно подтверждена моя уверенность, что я попал, поскольку в самолете могли только ощутить попадание, а услышать звуки стрельбы из-за шума работающих моторов было невозможно. Однако экипаж самолета, видимо, не разобрался, откуда ведется стрельба, и его ответные очереди прошли где-то в стороне; взревев моторами, Ю-52 поднялся несколько выше и, перевалив через лесопосадку справа от дороги, скрылся за ней. Все произошло в считанные секунды, и рассказ об этом занимает больше времени, чем само событие.

Смутное подозрение или догадка, возникшая у меня сразу же после появления первой группы транспортных самолетов Ю-52, быстро превращалась в уверенность: противник высаживал десант прямо впереди на нашем пути, сразу же за Мальчевской. Вероятно, мои автоматные очереди помешали высадиться, по меньшей мере, взводу вражеских десантников здесь же рядом у дороги, может быть, чуть впереди - в нескольких сотнях метров, т.к., учитывая небольшую посадочную скорость самолета и неровности почвы, длина пробега после посадки у него не могла быть большой.

#190979
Шли очень быстро, скорее даже торопливо, но на марше поддерживали полный порядок, подразделения двигались, соблюдая тишину и придерживаясь положенных дистанций. Было тихо, и даже глухой шорох многих шагов и стук колёс по мягкой пыли проселочной дороги не нарушали предутреннюю тишину. Изредка позванивал котелок или раздавался металлический стук опорных плит и стволов минометов, когда повозка подскакивала на ухабе. Впереди шли стрелковые подразделения батальона, которым командовал старший лейтенант Лобач. За нашей минометной ротой двигалась батарея 45-мм противотанковых пушек, которой командовал лейтенант Плужников.

И с Лобачем, и с Плужниковым я был знаком в течение многих месяцев, с осени 1941 года - по фронтовым масштабам срок огромный. Так в непрерывном движении прошло около двух часов. Мы подходили к Мальчевской. С первыми лучами солнца над нами появился немецкий двухфюзеляжный разведывательно-корректировочный самолет ФВ-189, более известный под названием "рама". Сделав несколько кругов над нами, он ушел. Через несколько минут появились два Ме-109. С тонким, высоким металлическим звуком, напоминающим скорее свист, чем рокот моторов, они прошли над нашей колонной, которая насколько возможно быстро прильнула к придорожным посадкам, и где-то в голове колонны сбросили каждый по бомбе. Гулкие взрывы раскатисто прогремели В утренней тишине. Далекое эхо ответило им. Мессершмитты-109 ушли дальше, а мы продолжали марш. Наша колонна вышла на шоссейную дорогу, обсаженную с обеих сторон молодой, но уже довольно высокой и густой лесозащитной полосой.

До Мальчевской оставалось километра полтора, и маленькие домики этой станции, утопавшие в садах, уже ясно виднелись вдали, когда почти мгновенно возник мощный звук многих авиационных моторов. Из-за близкий линии горизонта, а вернее, из-за линии лесопосадок, которая ограничивала дальность наблюдения, приближала линию горизонта почти вплотную, вынырнула плотная группа больших трех моторных, с черными крестами на фюзеляжах, самолетов, которые шли очень низко, на высоте не более 15-20 метров. (В свое время я довольно подробно изучал силуэты немецких самолётов, и мне не сложно было распознать в этих появившихся внезапно самолётах немецкие трёх моторные транспортные машины "Юнкерса-52"). С натужным рёвом моторов они прошли правее дороги, по которой двигалась наша колонна, и исчезли за линией горизонта, в районе Мальчевской.

#190979
То, что немецкое командование знало о нашем существовании в районе Мальчевской, было совершенно очевидным, поскольку его разведывательные самолеты каждый день кружили над расположением нашего полка, занимавшего участок обороны шириной в несколько километров, а маскировка наших позиции не была на должном уровне. Изредка они обстреливали из пулеметов наши позиции и бросали одиночные бомбы. Но одновременно было также очевидно, что противник, зная о нашем местонахождении, попросту игнорировал нас, так как мы ему не мешали. Ежедневно над нашим расположением группами, по 30-40 машин на восток и юго-восток проходило по несколько сот бомбардировщиков Ю-87. В один день мы насчитали 570 самолетов, прошедших над нами, в другой - свыше шестисот. И ни одна из этих групп не попыталась сбросить свой груз на нас. Видимо, там, дальше на востоке и юго-востоке, для них были запланированы более важные цели.

Итак, мы занимали оборону в нескольких километрах от станции Мальчевская, вели наблюдение на своих участках, постепенно совершенствовали свои оборонительные рубежи. Не знаю, была лк выслана вперед разведка, но, находясь со своим взводом в боевом охранении, я не видел, чтобы она уходила вперед или возвращалась. В течение этих дней мы не раз видели далеко впереди, в нескольких километрах, большие колонны автотранспорта, В том числе крытые грузовики. Их движение иногда длилось многими часами почти без перерыва. Изредка одиночные самолеты бомбили эти колонны, и там вставали густые дымы и доносился грохот разрывов. Но расстояние было так велико, что рассмотреть что-либо было невозможно. У меня было большое желание сходить туда самому с несколькими солдатами и узнать, чьи это войска так долго движутся перед нами, но это до сих пор является для меня загадкой, так как разрешения на такую разведку мне не дали, чтобы не "раскрыть" раньше времени наше расположение.

Ранним утром (еще в темноте) 13 июля 1942 года нами был получен приказ какого-то вышестоящего начальства сняться с позиции и срочно начать отход к Мальчевской и далее на юг. Быстро погрузив миномёты и боеприпасы на пароконные повозки, которых было несколько в нашей минометной роте, мы выступили.

#190979
По данным авиаразведки, с севера наступала мотомеханизированная колонна немецко-фашистских войск, примерно 50-100 танков и свыше 400 автомашин. Как нам было сказано, эти немецкие войска пока находились на расстоянии свыше 100 км от наших оборонительных рубежей, и мы должны были максимально эффективным образом использовать для оборудования позиции и подготовки к бою то время, которое понадобится немцам, чтобы преодолеть эти 100 км. Учитывая, что немногочисленные и разрозненные части советских войск, измотанные многодневными предшествовавшими боями, не могли надолго задержать наступавшие с севера немецко-фашистские соединения, следовало ожидать, что уже через 3-4 дня, а возможно и раньше, противник подойдет к Мальчевской.

Через много лет после описываемых событий, знакомясь с различными трудами военных историков и мемуарами их участников, я узнал, что с севера от Воронежа в южном и юго-восточном направлениях наступала 4-я танковая армия немцев, под командованием генерал-полковника фон Готта, в задачу которой входило выйти в тыл донбасской группировке советских войск и во взаимодействии с наступавшими с запада 6-ой и 17-ой полевым, а также 1-ой танковой армиями окружить и уничтожить эти войска. Причем район г. Миллерово должен был явиться одним из ключевых пунктов, в которых 4-й танковой армии предстояло установить контакт с 6-й армией генерала Паулюса. Следовательно, силы, двигавшиеся с севера на Миллерово, ни в коем случае не могли ограничиться той группой, о которой сообщила нам авиаразведка: 4-я танковая армия представляла собой огромную массу войск и боевой техники около 1000 танков и десятки тысяч автомашин, бронетранспортёров и т.д. Основная масса этой армии двигалась значительно восточнее линии Мальчевская - Миллерово. Таким образом, мы еще в период оборудования своих позиций в районе станции Мальчевская постепенно оказывались все глубже в тылу немецко-фашистских войск, обошедших нас с северо-востока..
…