Эдуард Стрельцов
ЧАСТЬ 2

Стрельцов. Вторая жизнь в футболе

В обычный, самый что ни на есть будний апрельский день 1965 года автор этого текста сидел вместе с отцом на трибуне лужниковского стадиона, где проходил самый что ни на есть рядовой матч всесоюзного чемпионата "Торпедо" - "Крылья Советов"... На этом заурядном матче трибуны были заполнены сверх ожидания - тысяч, думаю, сорок, а то и сорок пять... Вся штука в том, что это был первый матч в Москве Эдуарда Стрельцова после семилетнего отсутствия в большом футболе... Народ воспринял возвращение Стрельца как событие неординарное и пришел. Соскучился. Первый матч торпедовцы играли на выезде, кажется, в Баку, и вот игра в Москве... Я не застал на поле молодого Стрельца - поздно родился, и мне предстояло увидеть его впервые... Стрельцов вышел из-под трибуны, массивный, даже, как мне показалось издали, с небольшим брюшком. Известный по фотографиям в старых журналах роскошный его кок исчез, издали он казался изрядно полысевшим... И так он был не похож на себя прежнего, что даже померещилось: может, уже и не будет прежнего-то? Ну как не сумеет он вернуть утерянное за годы без футбола на зонах, лесоповалах, в инструментальных цехах за колючей проволокой и душных шахтах?..
Стрелец после освобождения играл за первую команду ЗИЛа в первенстве Москвы среди коллективов физкультуры целых два года. Был в те времена такой турнир - каждый клуб выставлял по нескольку мужских, юношеских, детских команд, и очки, ими добытые, суммировались. За спартаковский клуб, кстати, в первенстве Москвы играли знаменитые хоккеисты братья Майоровы, Борис и Евгений, и Вячеслав Старшинов, но это так, баловство, форму поддерживали, хотя Борис и сыграл два раза за футбольный "Спартак" в первенстве СССР. А тут - сам Стрельцов... Хочешь верь - хочешь нет. Народ верил и ломился на матчи автозаводской клубной команды... В футбольном календарике, выпущенном перед сезоном 65-го, фамилии Стрельцова среди игроков "Торпедо" не было: осторожность и еще раз осторожность - таково было в те времена кредо и издателя, и спортивного чиновника. Вопрос, видимо, еще решался, а может, просто не хотели привлекать внимание к столь заметной персоне.
Если бы о возвращении Стрельцова снимали художественный фильм в стилистике "комедии перевоспитания" 30-х годов - вспомним падение и возвращение великого вратаря Антона Кандидова, - то там по законам жанра полагалось быть эпизоду, где герой забивает решающий гол, а может, отдает свой знаменитый, не забытый за годы отсутствия в футболе пас пяткой - и партнер с этой изумительной передачи забивает гол. Решающий, само собой.
Самое смешное, что это действительно произошло в той апрельской игре: и долгожданный пас пяткой обозначился, и гол после него был забит (не помню сейчас, кто отличился, - Валентин Иванов или Владимир Щербаков)... Тяжеловатый, представший перед московскими трибунами не в самой лучшей форме, Стрелец все-таки сумел отдать свой коронный пас от левого угла вратарской площадки под удар набегающему партнеру... Я мог только догадываться, как он выглядел в молодые годы, в середине 50-х...

КОГДА УШЁЛ БОБРОВ
Стрельцов занял в нашем футболе место Боброва, место любимца, кумира, в конце концов, народного героя. Бобров закончил играть в футбол в 53-м - во второй половине сезона он пришел в московский "Спартак", даже забил несколько мячей, но это был его последний сезон. В футболе - но не в спорте. Ноги Боброва были зверски изуродованы стараниями его опекунов - но в хоккее, игре мужской и жесткой, при всей суровости этого спортивного действа по ногам не бьют, коленные суставы не калечат, и "Михалыч", как его уважительно звали в спортивной среде, еще долго играл "в шайбу" и со сборной СССР выиграл чемпионат мира в Стокгольме в 1954 году и Олимпийские игры в Кортина д"Ампеццо в 1956-м. В 54-м, первом сезоне "без Боброва", в московском "Торпедо" появился Эдуард Стрельцов. Он начал играть за первую мужскую команду завода "Фрезер" в 15 лет, а в семнадцать великий наш тренер Виктор Маслов призвал его в "Торпедо". И Стрельцов явился в команду - в ватнике и с деревянным чемоданчиком в руке... (Незадолго до того в "Спартаке" появились Борис Татушин и Михаил Огоньков, имена которых волей злой судьбы оказались связаны в истории отечественного футбола с именем Стрельцова.)
Сейчас трудно объяснить людям, воспитанным на красочных трансляциях чемпионатов мира, Европы и Лиги чемпионов, что такое был Всеволод Бобров, Бобер, для народа и для страны. Слава Боброва была оглушительной - но это была слава не того рода, что у Валерия Чкалова, Юрия Гагарина или, скажем, у Ивана Козловского или Галины Улановой, а скорее, как у Владимира Высоцкого. Бобер был "свой", "плоть от плоти, кровь от крови". Свой, в кепочке, нос картошкой - как известно из стихотворения Евтушенко даже тем, кто никогда Бобра не видел.
Так вот, этот самый коллективный, придирчивый, искушенный, беззаветно преданный футболу болельщик, который боготворил Боброва, принял Стрельцова как его достойного преемника. И этим очень многое сказано. Если вообще возможно было занять место Бобра - его занял Стрелец.
Не только на поле, в центре нападения, там, где рвут в клочья защиту соперников, - но и по жизненной роли народного кумира, героя футбольных полей. И выводить на поле сборную СССР в качестве капитана, как Боброву, ему тоже не довелось. И причиной тому, наверное (помимо того, что вне поля Стрельцов не был так ярок, как Бобров), стал роковой излом в жизни молодого футболиста.

СИЛА В ДВИЖЕНИИ
Игра юного Стрельцова сразу получила всеобщее признание. Рассказывают, что легендарный Григорий Федотов году в 55-м, после того как 18-летний торпедовский центр съездил с армейцами на матчи в ГДР, обронил: "Знаешь, Эдик, я, конечно, играл, но, как ты играешь..." А Федотов действительно Играл - вот так, с большой буквы...
Мне, как я уже заметил, не случилось видеть на поле Стрельцова образца середины 50-х. Я поинтересовался, как все-таки играл молодой Стрелец, у тех, кто видел это и притом знал толк в футбольной игре. По своему футбольному амплуа Стрельцов был пробивным, забивным центрфорвардом, тем, что называют тараном. Если бы Стрельцов играл за "Динамо", то болельщики, журналисты и специалисты наверняка бы вспомнили о том, что "Динамо" - это сила в движении. В сборной он начинал играть рядом с Никитой Симоняном, они составляли сдвоенный центр, причем Стрельцов занимал место на острие атаки, оставляя своего именитого и умудренного опытом партнера чуть сзади. Стрельцов, как тогда говорили болельщики, пасся на чужой половине поля, в защиту не оттягивался, ждал своего шанса, а когда шанс подворачивался, когда он получал мяч на ходу - мог обвести и забить.
Страшной силы убойным ударом, таким, какой был у Юрия Войнова или Геннадия Красницкого, Владимира Ларина или Николая Осянина, Стрельцов не обладал - но колотуха у него, как говорили, была в порядке... Бил, как и его многолетний партнер Валентин Иванов, с обеих ног, хотя предпочитал - с правой. Но левая была на твердую четверку.
Удивительно видел поле, и его знаменитый пас пяткой, когда он как бы спиной чувствовал выход партнера на свободное место и, не оборачиваясь, отдавал ему мяч, был только весьма частным проявлением этого видения и понимания игры. Кстати: в 60-е годы, уже после возвращения, когда Стрельцов удивлял своим знаменитым пасом пяткой новое, выросшее без него, "телевизионное" поколение болельщиков, по стране гулял анекдот: аргентино-испанского футбольного гения Альфредо ди Стефано однажды спросили, почему он никогда не играет пяткой, ну как Стрельцов? На что ди Стефано якобы ответил: "А зачем мне пяткой, когда я и так могу?" Намек на то, что пас пяткой - излишество и игра на публику. Но могу засвидетельствовать: во многих случаях стрельцовский пас был самым экономичным и элегантным способом решения игровой ситуации. А с другой стороны, десятки тысяч болельщиков, валом валивших "на Стрельцова", ждали этого паса пяткой, и разочаровать народ, не показать любимый им, народом, фокус было бы свинством чрезвычайным.
Чувством гола он обладал в высшей мере, в штрафной был особенно опасен.
Техника была - что для форварда таранного типа не очень характерно - вполне приличная. Хотя у Боброва, говорят, техника была получше. Но молодой Стрельцов был игрок техничный - и к тому же рядом с ним играл такой признанный технарь, как Валентин Иванов. Что еще? Бобров и головой, пожалуй, получше играл - Стрельцов этим особенно никогда не отличался (как, заметим, и многие выдающиеся игроки, хоть тот же Роналдо).
И все в один голос говорят, что Стрельцов был игрочок с ленцой. Ему даже с трибун иногда кричали: "Стрелец, бегай!" - а он хоть бы что. Встанет, подопрется, руки в боки - и стоит. Дождется, рванет, забьет - снова стоит...

РАЗДРАЖИТЕЛЬ
При всех своих несомненных достоинствах и чрезвычайно высоком кпд Стрельцов вызывал странное раздражение и у спортивного начальства (которое всегда чем-нибудь недовольно), и у части болельщиков, и, что греха таить, у некоторых спортивных журналистов. Характерный пассаж из статьи в журнале "Огонек" за 1957 год: "У нас среди молодежи есть много замечательных футболистов, которые с успехом выступают сейчас и в играх на первенство страны, и в международных матчах. Один из них - Эдуард Стрельцов. Центр нападения "Торпедо" может ударить по воротам, как Федотов, выкатить мяч партнеру, как Бесков. Это, если он хочет. А если Стрельцов не захочет, он будет стоять оба тайма, как Бобров, и ждать, когда товарищи поднесут к его левой бутсе мяч на блюдечке с голубой каемкой".
Слова эти были написаны покойным ныне Семеном Нариньяни, которого Стрельцов, безусловно, по-человечески чем-то раздражал. Потом это раздражение выплеснулось в печально известном фельетоне "Звездная болезнь", опубликованном в "Комсомольской правде" 2 февраля 1958 года. Позже этот опус подошьют к уголовному делу Стрельцова.
Стрельцов раздражал и Илью Шатуновского, которого, впрочем, помимо Стрельцова, раздражали и Марк Бернес, и Людмила Гурченко. Писалось все это примерно в одном ключе.
Звезды вызывали раздражение, бесила их независимость, а порой и заносчивость.
И еще. В обществе, где царил культ великого общего дела, где превозносился человек труда, где рабочий, пролетарий был объявлен главной социальной фигурой, на талант смотрели со скептическим, порой враждебным прищуром. Чужд и подозрителен был тот, кто достигал успеха за счет Богом данного таланта, а не изнурительного труда. Не могли смириться - ну как это, стоит, стоит, руки в боки, потом, глядь, оторвался от защиты, протащил мячик, обвел на ходу защитника, забил - и снова стоит. Неправильно это, идеологически и политически, и как-то с этим надо бороться - но как?..
Таланты уже редко губили в лагерях, как при Сталине (история Стрельцова для конца 50-х скорее исключение, чем правило, но тот вроде бы сам подставился, дал законный повод), но и щадить их не щадили. Гнусные и оглушительные фельетоны о выдающихся людях закрывали им выезд за границу, загоняли их в угол, унижали... Звезд полагали необходимым ставить на место и давали понять, что место это определяет власть.
Правда, как видно хотя бы из приведенного выше "огоньковского" пассажа, раздражал эту публику и Всеволод Бобров. Но Боброва, пока он играл в футбол, то есть до 53-го года включительно, так запросто раздолбать в газете было сложно - его опекал Василий Сталин, шеф команды ВВС, а с ним люди, находящиеся в здравом уме, сталкиваться остерегались.
При всем сходстве и различии индивидуальных точек зрения, при всех недостатках (а возможно, достоинствах) вышеупомянутых журналистов (не моя задача их порицать) отмечу, что их индивидуальные эмоции были все же вторичны: в их материалах канализировалось прежде всего раздражение власти. Власть относилась с подозрительностью к кумирам и звездам. Она давала им почетные звания, правительственные награды, машины и квартиры - но при случае беспощадно отправляла вчерашнего кумира в небытие. Ибо в коллективистском советском обществе кумир имел право на существование только в том случае, если был транслятором господствующих идей и официально одобренных матриц поведения, живым примером, образцом для подражания, тем, с кого надлежало делать жизнь. Иного было не дано, кумиры, дерзнувшие думать самостоятельно или просто (как Стрельцов) махнувшие рукой на отведенное им властью высокое и ответственное предназначение и решившие пожить в свое удовольствие, многим рисковали.
Да, талант вызывал раздражение, поскольку давал право на независимость. Чтобы наделенного талантом, даром, гением человека власть не сшибла с социальной поверхности мощным своим щелчком, надо было быть образцовым гражданином, идеальным, без страха и упрека подданным партии - иначе сразу... Идеальные были, и немало - ведь и самые незаурядные люди должны были выживать, адаптироваться к среде и к режиму. Но требовать идеальности и стерильности от всех талантливых людей - это могло прийти в головы только самым оголтелым и упрямым утопистам.

ИЗЛОМ ЖИЗНИ
Стрельцов был самым обыкновенным, рядовым, может быть, даже заурядным человеком во всем, кроме футбола. Более того, как заметил кто-то, он был самым сильным на поле и самым слабым вне его.
Не каждый был в состоянии выдержать испытание славой - и остаться достойным человеком. Великий Яшин, например, всю жизнь вел себя так, будто за пределами поля он самый обычный советский гражданин (отчасти так оно и было).
Стрельцов, если говорить честно, испытания медными трубами не выдержал. Выпивал, что было вполне обычным делом в спортивной, особенно футбольной, среде - недаром присказка "пивка для рывка, водочки для обводочки" так прижилась у нас... А выпив, куражился и, как говорят в народе, безобразничал. Попадал в милицию, жаловались на него, заводская многотиражка не единожды его критиковала, центральные газеты о нем фельетоны печатали.
Так что получается, тот прискорбный "правдинский" эпизод вроде был не случайностью, а закономерным итогом безалаберности, моральной неразборчивости, зазнайства, результатом медленного, но неуклонного соскальзывания по наклонной плоскости. С другой стороны, этот эпизод настолько банален, что его как-то даже и не хочется обсуждать в категориях высокой морали: он и она весь день вместе, она его выделяет, демонстрирует свою симпатию, целует его, садится к нему на колени... Позагорали, выпили, вернулись на дачу, еще посидели и еще выпили, удалились в отдельную комнату, легли... В последний момент девушка передумала, а парня уже не остановить... А раздевшись и аккуратно сложив одежду на стул, она уже в постели вспомнила о девичьей чести и, обороняя ее изо всех сил, укусила его за палец и расцарапала ему, насильнику, лицо. А он, получив неожиданный отпор и будучи укушен, сгоряча дал случайной подруге по физиономии... Что, естественно, усугубляет его вину. А потом она то ли уступила, и все произошло "по согласию", то ли он действительно овладел ею насильно, то ли, наоборот, заснул, расстроенный и раздосадованный, - но в пять утра они еще были в одной постели... Окажись в этой ситуации не знаменитый Стрельцов, а свой, местный парень, из тех, что по воскресеньям не гоняет на собственном "Москвиче", а копается с родителями на огороде, - скорее всего, все сошло бы ему с рук. Неприятный эпизод, да что там, довольно мерзкий, но - как-нибудь уладили бы. А со Стрельцовым все получилось иначе. Стрельцова решили подвести под статью.
Сначала, похоже, взыграло возмущение родителей пострадавшей, а может, и простой человеческий расчет: раз уж дочь оказалась со Стрельцовым, который ездит по заграницам, гребет деньги лопатой, имеет машину, и он перед ней сильно провинился, то хорошо бы что-нибудь с этого поиметь. Инстинкт крепкого хозяина. Но, скорее всего, все же - нормальная человеческая реакция. А когда поняли, что запустили они такую безжалостную, безликую машину, которая все их мелкие надежды сметет; когда поняли, что они, пострадавшие, в этой истории никому абсолютно неинтересны, что их грубо используют; когда сообразили, что Стрельцов не изощренный, растленный злодей, а такой же, как они, работяга, чудом выбившийся из грязи в князи; и, возможно, главное, что народ их не поймет, что в этой истории общественное мнение осудит их, - было уже поздно. Дело раскрутили.
Раскрутили так быстро, как будто этой истории только и ждали. В ночь с 25-го на 26 мая 1958 года случилось известное происшествие на даче Караханова в поселке Правда, 26-го утром следователи получили заявление от потерпевшей, 26-го в 15 часов прибывший на базу сборной в Тарасовку наряд милиции задержал и увез Стрельцова, Татушина и Огонькова, а 27 мая Спорткомитет СССР принял решение о пожизненной дисквалификации Эдуарда Стрельцова. За этой стремительностью угадывается ужас спортивных чиновников, убоявшихся, что их обвинят в пособничестве, потворстве, непринятии мер и т.д. и т.п.
А 24 июля состоялся суд, где Стрельцова Эдуарда Анатольевича приговорили к 12 годам лишения свободы (прокурор требовал 15 - максимум, предусмотренный Указом Президиума ВС СССР "Об усилении ответственности за изнасилование" от 4 января 1949 года).
Стрельцова покарали с максимальной, демонстративной жестокостью. Естественный вопрос - почему?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

ВАЛЕРИЙ РАССТРИГИН,
я без претензий, просто все просто.
у каждого должна быть книга "Вижу поле"

Я вот пытаюсь найти эту книгу - не удаётся.
В магазинах нет, в электронном виде - тоже ... :-(
Может подскажете, где найти ...

На тему, что Стрельцов слабовато играл головой...
Когда он чегото очень хотел, у него сразу все здорово получалось. Даже угловой мог подать, как Лобановский (без длительной отработки такой подачи). Всем памятен победный гол Стрельцова, великолепно забитый им головой на последних минутах матча СССР-Австрия 4:3.

alyosha69,
у меня отец покупал, есть и старенькая- зеленая и новая.поищите.
http://molotok.ru/catalog/lot/14003277/
http://www.tvzvezda.ru/?id=34692