ЭДУАРД СТРЕЛЬЦОВ.
ЧАСТЬ 3.

НЕИДЕАЛЬНЫЕ ЛЮДИ ИДЕАЛЬНОЙ СТРАНЫ
Если абстрагироваться от конкретных обстоятельств стрельцовского дела, то стоит заметить, что многие коллизии хрущевских времен были связаны с огромным разрывом между заявленными целями, декларированными идеалами и весьма далекой от идеала советской реальностью. В самом конце 50-х, когда Хрущев вознамерился обогнать Америку по производству мяса и молока на душу населения и был близок к тому, чтобы провозгласить курс на развернутое строительство коммунизма, такие, как Стрельцов, стали вдруг несмываемым позором страны, с ними надо было бороться с максимальной жестокостью, почти как с валютчиками.
Страна должна была стать флагманом мирового прогресса, в ней не оставалось места отщепенцам - ни самовлюбленным писателям и поэтам вроде Евтушенко, Вознесенского или, не приведи господь, Пастернака, ни художникам-авангардистам, этим, как выражался сильно образованный Никита Сергеевич, "пидарасам", ни зазнавшимся и проштрафившимся футболистам. Хрущев сказал - и все. Все построились и с холуйским гнусным усердием начали выполнять установку вождя, временами привнося в это дело творческий элемент. А Стрельцов был ранее не судим, имел за Олимпиаду 1956 года орден "Знак Почета", дочке его к моменту суда исполнилось лишь четыре месяца. Нет сомнения, что при минимуме усилий можно было опереться на поддержку рабочего коллектива завода ЗИЛ. Летом 58-го, кстати, рабочие ЗИЛа по цехам собирали подписи в защиту Стрельцова и отправляли письма Хрущеву и генеральному прокурору Руденко... Такая поддержка по тем временам могла бы стать серьезным, во всяком случае, в знаковом, символическом смысле, аргументом в пользу провинившегося игрока. Она, увы, не была востребована: заводское начальство было озабочено в основном тем, как уйти от возможной ответственности, а отнюдь не судьбой Стрельцова.
Утверждают, что Хрущев, когда ему доложили о случае со Стрельцовым, топал ногами, стучал кулаком по столу и произнес роковые слова: "Посадить, и надолго!" Если это так, то Никита Сергеевич также нарушил советские законы, превысил и злоупотребил, грубо вмешался в дела правосудия, которые ему ни по закону, ни по Конституции СССР (тогда еще, кстати, не была принята пресловутая статья о руководящей роли КПСС) не были подведомственны. Увы, у советской власти в 50-е годы, да и позже были вполне уголовные предрассудки, в частности, патологическая ненависть к преступлениям на сексуальной почве.
Официальные идеологи сочиняли "Кодекс строителя коммунизма", официальные моралисты, воспитатели юного поколения, рассуждали на темы типа: "Может ли девочка дружить с мальчиком?" - а за пределами школьных классов шла своя, реальная жизнь, жизнь сильно пьющей и потерявшей в войну миллионы мужчин страны.
В хороших советских фильмах героиня, полюбившая женатого мужчину, говорила: "Я не стану разрушать семью" - и с головой уходила в общественную деятельность. Строила то ли школу, то ли коровник, собиралась возводить колхозный стадион (вспомним хотя бы нашумевший в свое время фильм "Дело было в Пенькове", снятый, кстати, незадолго до стрельцовской истории, в 1957 году). А в жизни некиношной на глазах у всех какая-нибудь Нюрка живет с каким-нибудь Васькой, который кинул ради нее свою законную, да еще с детьми...

"Я БЫЛА С ЭДИКОМ..."
Бывший игрок "Таврии", "Локомотива" и "Зенита", а ныне поэт, литератор и генеральный директор российского ПЕН-центра Александр Ткаченко описал в своей книге эпизод: после визита московского "Торпедо" в некий провинциальный город одна местная красавица бродила по улице, как полоумная, и твердила: "Я была с Эдиком, никому после этого не дам..."
Действительно, липли девушки к знаменитым нашим игрокам почем зря, отбоя от поклонниц не было, на танцах в Тарасовке к Стрельцову выстраивалась очередь (в буквальном смысле слова) девушек, желающих с ним потанцевать; эти девушки, говорят, съезжались в Тарасовку если не со всей страны, то со всей Московской области, во всяком случае. Многие мечтали один раз провести время - и потом всю жизнь рассказывать. Для простой провинциальной девушки любой из спортивных небожителей был в тысячу раз значимее, чем Билл Клинтон для его Моники. Тем более Стрельцов, красивый, статный, да еще с таким коком...
Так что если для Никиты Сергеевича и официальных моралистов то, что произошло в поселке Правда, было вопиющим, циничным нарушением передовой социалистической морали и закона, то по меркам тогдашней околоспортивной жизни это был обычный эпизод, дело почти житейское...
Московский юрист Андрей Сухомлинов, написавший подробную и содержательную книгу о "деле Стрельцова", - наиболее фундированное, хотя не стопроцентно доказательное исследование этой печальной истории, - полагает, что трагический излом судьбы великого футболиста не был неизбежным - катастрофу можно было предотвратить даже после 26 мая.
Сухомлинов приводит текст заявления, которое через пару дней после событий в поселке Правда написала в прокуратуру зазноба Михаила Огонькова: "Прошу считать мое заявление, поданное Вам 26.05.1958 об изнасиловании меня гр. Огоньковым, неправильным. В действительности изнасилования не было, а заявление я подала, не подумав, за что прошу меня извинить". И дело прекратили.
А Марианна Л., с которой Стрельцов оказался в ту ночь в поселке Правда, написала нечто иное: "Прошу прекратить уголовное дело в отношении Стрельцова Эдуарда Анатольевича, т.к. я ему прощаю". А поскольку уголовные дела такого рода прекращению за примирением сторон не подлежали, Стрельцов оказался в заключении. Получается, что не хватило грамотного юриста, сказалось безразличие руководителей команды, их равнодушие к судьбе молодого футболиста - и в этом все дело.
Можно говорить о безразличии, можно возмущаться тем, что следствие по делу Стрельцова велось безобразно, с грубейшими нарушениями действующего законодательства (как это зачастую происходит и по сей день). Можно говорить, что наказание было неоправданно жестоким, демонстративно-пропагандистским, показательным, но это не отменяет факта правонарушения, не снимает вину со Стрельцова. Как сказал Валентин Иванов, многолетний друг и партнер: "Случилось несчастье... что Эдик девушку изнасиловал... обидел..."
А раз было, раз случилось, то злой излом судьбы Эдуарда Стрельцова был предопределен, пришла пора рассчитаться с неподконтрольным и не уважающим власть талантом, административная машина набирала обороты, невзирая на смягчающие вину обстоятельства и не считаясь с нюансами юриспруденции. Получи следствие "правильное", выгораживающее Стрельцова заявление от потерпевшей, едва ли это по большому счету что-нибудь изменило.
Кстати, об усилиях Андрея Сухомлинова. Вернуть Стрельцову полноценное место в истории отечественного футбола - задача, безусловно, благородная. Добиться спустя годы юридической реабилитации Стрельцова - возможно, тоже достойная цель. Только нельзя ее добиваться, анализируя материал односторонне, в частности, даже не пытаясь встретиться с потерпевшей, той самой Марианной Л.: мол, зачем с ней встречаться? Что это даст? Трудно с этим согласиться. Ведь, как говаривали еще древнеримские юристы, "audiatur et altera pars" - "да будет выслушана и другая сторона"...

ТАКАЯ СТРАНА
Можно использовать слово, некогда найденное литератором Александром Нилиным для характеристики излома жизни Стрельцова: нелепо.
Можно взглянуть на проблему шире, даже чуть пофилософствовать - и констатировать, что все звезды советского спорта росли в среде совершенно традиционалистской. Знаками принадлежности к этой традиционалистской культуре и в то же время к чуть приблатненной, немного хулиганской среде были кепка на голове и "беломорина" во рту. Стрельцов, например, всегда ходил в кепке. Как и Бобров. Затем, когда игрок взмывал ввысь, круг общения расширялся, появлялись вокруг разные известные люди из мира кино и театра, а то и начальники разного ранга - происходила ломка традиционного сознания, разрушение патерналистских моделей, восходящих к социальной архаике.
Выламываясь из патриархальной среды, индивид приобщался, хотя бы краем своего бытия, к элите общества, обладающей сознанием не коллективистским, общинным, а индивидуалистским, универсалистским. Знаком приобщения было обретение машины - недостижимой для подавляющего большинства мечты. Сказанное относится, правда, в основном к спортивным звездам. Звезды театра, эстрады и т.д. часто взращивались не в патриархальной, а в богемной среде.
Изменение социального статуса и погружение в иную жизнь - испытание весьма непростое для любого. К тому же Стрельцов не обладал сильным характером, кроме того, ни для кого не тайна, любил выпить. (Как сказал в одном из интервью его сын Игорь: "Чего секрет держать - отец любил беленькую-то...") Человек он был мягкий, открытый, некоторые даже говорят, душа нараспашку. Желающим выпить с ним отказать не мог - скажут, зазнался. Даже тем, кто пил с ним не из-за большой любви к футболу и даже не из-за неодолимой тяги к спиртному, а чтобы иметь возможность на следующий день рассказывать всем и каждому: "Я вчера со Стрельцом пил..."
Такая страна - и с товарищами по команде, и с незнакомыми болельщиками, и даже с малознакомыми девушками здесь пили водку...

МИФОЛОГИЯ
Стрельцов не был бы подлинно былинным персонажем, народным героем, если бы его история не обросла сразу же многими совершенно фантастическими и очень живописными подробностями, не была бы "освоена" народной молвой, которая, при всех вариациях, тяготела к формулам типа: изнасиловал дочь французского посла на даче у министра обороны. Народу, глядящему на звезд футбола снизу вверх, казалось, что Стрелец - небожитель и у него не может быть истории с Таней из техникума гребочесальщиц или с Зиной из продмага. Вот дочь посла - это да, это другое дело, и если уж суждено было Эдику погореть, то на большом дипломатическом скандале, врезавшись в высшее общество.
Забавно, но в последние годы, на волне попыток добиться не только моральной и человеческой, но и формально-юридической реабилитации Стрельцова, появилось несколько вполне сопоставимых с изначальным по своей агрессивной абсурдности мифов. Возникла корявая и плохо слепленная мифология, сработанная людьми, любую ситуацию рассматривающими с точки зрения "теории заговора".
Так, известный журналист Феликс Медведев утверждал, что неприятности Стрельцова были связаны с тем, что молодой и самонадеянный Эдик пренебрег предложением Екатерины Фурцевой познакомиться с ее дочерью (по другой версии - отказался жениться на ней).
Некий эпизод неудачного знакомства, вероятно, имел место, но вот его трактовка... Фурцева, полагает Феликс Александрович, понимала: ничто не вечно под луной, не вечен и зарабатываемый ею кусок хлеба. Она думала о будущем дочери. И потому надумала познакомить ее с 19-летним Эдиком Стрельцовым. Эдик милость не оценил, ляпнул что-то не очень политкорректное - и этот эпизод стал для него роковым.
Это странная трактовка, поскольку Медведев признает, что Екатерина Алексеевна была весьма неглупой женщиной. И такая женщина решила отдать свою дочь футболисту с семью классами?! С таким образованием тогда даже в школу тренеров не брали. Кстати, на склоне жизни, в 1988 году, умудренный опытом Стрельцов сказал одному журналисту: "Пока, к сожалению, о человеке, закончившем выступать, все спешат забыть. И неудивительно, что многим из нас долго, а то и совсем не удается встать на ноги".
Отчасти Феликса Медведева извиняет то, что, по его собственному признанию, он, в общем, далек от футбола и, не питая интереса к этому предмету, наверное, может не знать, как, закончив карьеру, мыкались тогда, в 50-е-60-е-70-е годы, самые классные игроки и какая несладкая и непраздничная жизнь ожидала их жен... Но заподозрить в такой наивности Екатерину Алексеевну, министра, первого секретаря МГК, члена политбюро ЦК КПСС, приписать ей желание заиметь зятя-футболиста с неоконченным средним образованием очень и очень трудно.
Другая версия принадлежит Эдуарду Максимовскому: история в поселке Правда - это "последняя операция НКВД". Целью операции было развалить две классные московские команды: "Спартак" (в истории пострадали, помимо Стрельцова, спартаковцы Михаил Огоньков и Борис Татушин, по сути дела, также выброшенные из большого футбола, причем уже без всяких юридических оснований - их никто не судил) и "Торпедо".
Эта версия, между прочим, не так уж безумна: в 1942 году НКВД отправил в лагеря братьев Старостиных - Николая, Александра, Андрея и Петра (намеревавшихся, по мнению органов, отравить цианистым калием московский водопровод), их одноклубников Евгения Архангельского и Станислава Леуту... Когорта Старостиных, олицетворяющая сильный и монолитный "Спартак", сильно раздражала Берию, шефа и патрона динамовской команды. Он пытался посадить братьев еще в 1939 году, но это не получилось - Молотов не подписал (позже Николай Петрович предположил, что сыграло роль то, что его дочь училась в школе вместе с дочерью Молотова Светланой и дружила с ней).
Однако нет фактов, однозначно свидетельствующих о том, что органы заранее спланировали ситуацию 25 мая 1958 года и заслали в компанию Стрельцова-Огонькова-Татушина своих агентов (военного летчика Эдуарда Караханова - хозяина дачи, девушку Тамару, случайную подругу Огонькова, а главное, девушку Татушина Инну, которая и привезла двух своих подружек - Марианну и Тамару). Вопросов и темных мест в этой истории - много. Следствие велось чудовищно, по-советски, с полным пренебрежением к закону, прежде всего к процессуальным нормам.
Но если мы вступаем в область косвенных доказательств и занимаемся восстановлением логики заговорщиков, то надо признать, что они, творцы пресловутого антистрельцовского заговора из органов, скорее всего должны были, осуществив свою зловещую провокацию и получив заявление потерпевшей, положить его на стол и сказать: "Эдик, или в "Динамо" - или на лесоповал". И Стрельцов, наверное, еще бы лет 10-12 успешно играл за "Динамо"... И закончил бы выступления заслуженным мастером спорта в чине не ниже майора внутренних войск, с соответствующей военной пенсией, на которую в советское время худо-бедно можно было прожить...
Рассмотрим чисто футбольные аргументы. В 1956 году в Мельбурне восемь игроков "Спартака" стали в составе сборной СССР олимпийскими чемпионами. В 1957-м - начале 1958 года за сборную играли спартаковцы Огоньков, Масленкин, Нетто, Татушин, Исаев, Симонян, Ильин, время от времени - Мозер. Хорош был и Сальников, который, правда, уступил на время свое место в сборной Стрельцову, но после того, что со Стрельцовым случилось, вернулся и играл на чемпионате мира в Швеции. Понятно, что, даже выбив из состава двух игроков, такую команду не демонтируешь - что и подтвердилось в том же 1958 году, когда "Спартак" без Огонькова и Татушина выиграл первенство страны. Реальной проблемой была неумолимо надвигавшаяся смена поколений (тем же Сальникову и Симоняну было уже прилично за тридцать), но эта беда по-настоящему настигла команду лишь через год-два... Да и "разгромленное" "Торпедо" в 1960-м, уже без Стрельцова, выиграло первенство страны - и только после сезона 1962 года, когда из команды "увели" сразу шесть ведущих игроков, действительно было разгромлено.
Увы, все, видимо, обстояло гораздо проще и, если хотите, беспросветнее. Хрущев сказал: "Посадить, и надолго" (по другой версии - "Примерно наказать негодяя"). И все выстроились, запустили административную машину... Даже сегодня, когда от сталинских времен нас отделяет без малого 50 лет, мы видим, как строятся перед Самим политики, как ловят его слова и даже интонации труженики "третьей власти", как по команде готовы затоптать хоть кого, хоть генерального прокурора, и как после фразы, брошенной Самим на ходу, вытаскивают из тюрьмы журналиста Бабицкого, меняют меру пресечения и на спецсамолете доставляют в Москву, возможно, даруя ему не просто свободу - жизнь... Что же говорить о 58-м годе, когда тень Сталина еще витала над страной...
Хрущев был человек простой, необразованный, порой просто серый, но непоколебимо верящий в свою проницательность и непогрешимость: отсюда "кузькина мать", "пидарасы", "грязные свиньи в чистом советском огороде". О Пастернаке так говорили, об Эрнсте Неизвестном, а тут какой-то мальчишка, мяч ногами пинал - и зазнался... Вот и загнали за Можай...
И еще одно примечательно: корпоративной, политической, какой-либо иной борьбы вокруг истории в поселке Правда не шло - сравните это хотя бы с недавней историей полковника Буданова, когда чуть ли не каждый день сквозь скупую информацию проступают контуры тяжелого закулисного противоборства мощных политических сил. А в 58-м все сдрейфили, никто, зная мнение Хрущева (а такие вещи и в те, и в более поздние времена разносились по аппарату мгновенно), в это дело не полез, заступаться и не помышлял... Заводское начальство защищать Стрельцова даже не пыталось - наоборот, кампанию осуждения по цехам организовало.
И еще один миф - о безоглядности народной любви, которая якобы была столь всеобъемлющей и тотальной, что даже в лагере урки и уголовные авторитеты охраняли Эдика, покровительствовали ему, не давали в обиду.
На самом деле - в мытищинском КПЗ помогли, защитили, а в лагере - чуть не убили.

Стрельцов, при всех его завихрениях, был человек мягкий и не очень амбициозный. Но мысль, что он в этой жизни не самый последний человек, за годы игры в футбол въелась в его сознание. Даже на зоне он ощущал себя Стрельцовым. Не след ему позволять кому-либо помыкать собой, мелкий уголовный авторитетец за счет знаменитого Стрельцова наращивать... Отшил жестко какого-то малолетку, накостылял ему - а по лагерным правилам это было и оскорблением уголовной корпорации со стороны "мужика", который для уголовной братии был никем, и оскорблением уголовного авторитета, который этому конкретному малолетке покровительствовал.
И отметелили блатные Стрельцова ночью так, что, когда доставили его в тюремную больницу, доктор решил - в морг, не отойдет. Диагноз - множественные ушибы тела, следствие ударов, нанесенных в области пояснично-крестцового отдела, грудной клетки, головы и рук. Удары, констатируется в истории болезни, "наносились твердыми предметами, предположительно обрезками железных труб и каблуками сапог". Дело было в Вятлаге, в лагерном поселке Лесной, в 1958 году - документы, связанные с этой историей, недавно опубликовал журнал "Родина". Отошел, отлежался, залечил раны, перевели его в другой лагерь - и продолжал мотать срок. А в 65-м вышел на поле в Лужниках...
Так что версия, проклинающая подлую власть чиновников и воспевающая благородство "отверженных", зеков, уголовной братии, - весьма искусственна. Не говоря уже о том, что всевластие блатных на зоне долгие годы поддерживалось попечениями той же самой власти; уголовники казались ей социально близкими - в отличие от политических, "предателей и шпионов". Достаточно перечитать "Архипелаг ГУЛАГ"...

НЕВОЗМОЖНОЕ ВОЗМОЖНО
Наверное, Стрельцов и сумел вернуться в большой футбол потому, что был человек "простой", не рефлексирующий и потому не понимающий, что возвращение невозможно, что такое никогда и никому не удавалось.
Может, нечто подобное наблюдалось после войны, но и тогда не было таких перерывов в игре... Ну, может, Владислав Жмельков, кто-то еще из выдающихся футболистов, кто воевал полных четыре года, от звонка до звонка... Но таких было очень немного, футбол любили, ярких игроков берегли, как национальное достояние... Да и послевоенный футбол был другой, менее интенсивный, более, что ли, любительский...
Стрельцов надеялся присоединиться к своему родному "Торпедо" сразу после возвращения в Москву, то есть в сезоне 1963 года. Не получилось. Стрельцова удалось вернуть только после низвержения Хрущева. Брежнев оказался человеком, не лишенным здравого смысла и, по свидетельству Аркадия Вольского, сказал ему знаменательные слова: "Что же, если вышел из тюрьмы слесарь, то ему можно работать по специальности, а если футболист вышел, то ему, выходит, играть в футбол нельзя?"
Прагматик был Леонид Ильич, не идеолог и не утопист.
Насколько я помню, в первой половине 60-х Стрельцова в болельщицкой среде вспоминали, но в то, что он снова вернется в футбол, как-то не очень верили. Справедливо считая родную власть злопамятной, мстительной и ничего не забывающей.
Забавно, не это неверие весьма своеобразно отразилось и в одном известном литературном произведении. В декабре 1959 года в журнале "Юность" была опубликована повесть Анатолия Гладилина "Дым в глаза". Конечно, герой Гладилина, как это и полагалось в "молодежной прозе" 50-60-х, - это alter ego автора. Игорь Серов, физик-математик, наделенный, сверхъестественной волей старика Шагренева, фантастическим футбольным талантом и попавший в лучшую команду класса "А", - это волшебный сон автора.
А Стрельцов - работяга с "Фрезера". И мать, которая его вырастила, работала на заводе, потом была нянечкой в больнице, а отец его ушел на фронт - и после войны в семью уже не вернулся, осел где-то на Украине.
Но никуда не уйти от того, что сюжет повести навеян историей Эдуарда Стрельцова. Аллюзии - на поверхности. Игорь Серов воспарил к вершинам успеха, не затратив труда, не пролив соленого пота - лишь волею судьбы и благосклонности фортуны, - и погрузился в красивую жизнь, связался с компаниями, и вот он, печальный финал, моральное падение и вынужденный уход из спорта. Правда, не на зону, а начальником в важное спортивное ведомство (тоже сорвался). Зато в финале - здоровый рабочий коллектив, суровые и справедливые люди: товарищ Серов, поздравляем, о вас написала многотиражка. Стал человеком, и, кроме того, читателю дали понять, что его, Игоря Серова, еще ждет в жизни большая и настоящая любовь...
Вещица забавная, к тому же написанная человеком весьма одаренным. Примечательно, однако, что в 1959-м Гладилину казалось абсолютно невероятным возвращение в большой футбол сидящего Стрельцова (или, по сюжету повести, пустившегося во все тяжкие Игоря Серова). Похоже, негласный "социальный договор" прогрессивного молодого писателя и совсем не прогрессивной власти предполагал эксплуатацию темы рабочего перевоспитания... Хоть интеллигента (от "Карьеры Димы Горина" до "Большой перемены"), хоть оступившегося "социально близкого". А Стрельцов взял и вернулся и заиграл, создав сюжет новый, нетипичный, никак в рамки социалистического, пусть даже и молодежно-оттепельного, с едва заметным диссидентским оттеночком реализма не умещающийся...
Ортодоксальная критика опус Гладилина встретила в штыки. Как написал один из рецензентов в "Литературной газете", "поколение, которому сейчас двадцать два, не имеет ничего общего с героями повести "Дым в глаза". Ничего, кроме "внешней похожести". Страшно подумать, что было бы сказано и написано, если бы писатель вернул Игоря Серова на футбольное поле и повел его по второму кругу успеха и признания...

ДВАЖДЫ ЗАСЛУЖЕННЫЙ
В год возвращения Стрельцова команда "Торпедо" выиграла первенство СССР. Но на чемпионат мира 1966 года в Англии Стрельцова не выпустили. Там у нас была хорошая команда - Яшин, Шестернев, Воронин, Численко... Заняла она почетное четвертое место. Но все-таки Эдуард Малофеев, прилично, а иногда просто хорошо игравший в середине 60-х, не был игроком, равным по классу своему знаменитому тезке... Наконец, по итогам 1967 года еженедельник "Франс футбол" отвел "якушинской" сборной СССР (уже со Стрельцовым и еще с Численко) первое место в Европе.
Стрельцов снова утвердился в сборной, ему даже разрешили выезжать с командой за границу (хотя начальство, видимо, до последнего побаивалось, что "обиженный" Стрельцов возьмет и останется в какой-нибудь Италии, Англии или Швеции, - об этом страхе красочно и откровенно рассказал Аркадий Вольский, в 60-е годы один из руководителей ЗИЛа).
Два года подряд, в 67-м и 68-м, Стрельцов признается лучшим футболистом страны. В 68-м наколотил в ворота соперников 21 гол, едва не став лучшим снайпером чемпионата. "Торпедо" в том сезоне выиграло Кубок СССР. В декабре 1967 года Стрельцову вернули звание заслуженного мастера спорта, присвоенное ему еще за победу в 1956-м в олимпийском Мельбурне. (Лишение звания заслуженного мастера спорта и последующее его возвращение - совсем даже не уникальная процедура в советском футболе. После неудачи на Олимпийских играх 1952 года сняли звания с Константина Бескова и Константина Крижевского, а с Бориса Аркадьева - звание заслуженного тренера СССР. И с Сергея Сальникова после ухода его из "Динамо" обратно в "Спартак" снимали "заслуженного". Власти творили с игроками, что хотели. Но Стрельцову не вернули звание с извинениями - а заново присвоили.)
Стрельцовская мощь никуда не исчезла, он по-прежнему мог принять мяч, пойти на защитников и забить гол. (Как сейчас помню Стрельцова, попершего на пару центральных защитников киевского "Динамо" - Соснихина и Круликовского, двинувшего на них неторопливо, без суеты, каким-то образом оставившего их за спиной и забившего свой вполне стрельцовский гол...) Мог забить красиво, мог и коряво, неэстетично затолкнуть мяч в ворота. И что-то новое обнаружилось в его игре, талант распасовщика, умение просчитывать ситуацию на поле на несколько ходов вперед и комбинировать...
Но при всем том возвращение Стрельцова можно было назвать успешным, невероятным, удивительным - как угодно, но его нельзя было назвать триумфальным. Не удалось вернуться на место героя - герою надлежит быть молодым, удалым, бесшабашным, способным сотворить на поле чудо. А вера в чудо, как о том многократно писалось, - наша национальная черта. Публика Стрельцова по-прежнему любила, уважала и даже по-новому ему, хлебнувшему тюремного, лагерного лиха, сочувствовала - но место Боброва во второй половине 60-х все-таки было вакантным...
К концу 60-х Стрельцов потяжелел, стал медлительнее, жена, по свидетельству сына Игоря, все чаще говорила ему: мол, хватит, сколько можно, ты уже немолодой... В 1969 году Стрельцов, играя за торпедовский дубль, получил тяжелую травму, разрыв "ахилла", и его карьера в большом футболе практически закончилась. Как говорит его сын, к этому времени он был "весь и побитый, и переломанный".
В 1971 году Стрельцов ушел - тихо, незаметно, без торжественных проводов и прощальных речей. И уход этот - совсем не рядовой факт советской футбольной жизни - не был, по сути, замечен и отмечен.

САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ МАТЧ
После ухода из большого футбола Стрельцов окончил Институт физкультуры и школу тренеров, но извилистый путь тренера команд мастеров его не привлекал. Сам он объяснял это так: "Понимаете, старший тренер должен быть человеком предельно требовательным, я бы даже сказал - жестким по натуре. Я же - мягкий человек. У меня бы рука не поднялась отчислить кого-нибудь из команды..."
Работал с детьми в клубе "Торпедо". Дело свое любил. Поигрывал за ветеранов.
Сын рассказывал, что, когда Стрельцов уже закончил играть, он смотрел футбол у телевизора - и непроизвольно ногами начинал двигать... Как будто сам он там...
Существует легенда: мол, Стрельцов, больной раком, играл в Чернобыле за команду ветеранов советского футбола. На самом деле, как рассказывает сын Игорь, ребята пришли к нему: мол, артисты туда едут, надо и нам... показать, что не боимся... Поедешь с нами, только покажешься народу... А Стрельцова в 80-е уже мучила болезнь легких: лакокрасочные работы без респираторов на оборонном заводе в Электростали, кварцевые шахты в Тульской области, под Новомосковском, дали о себе знать. К тому же курил много, чуть ли не две пачки в день... Поехали, ну и он, конечно, вышел на поле, поиграл... Потом они отмывали бутсы водой - смывали радиацию...
Русский человек, русский футболист не мог удержаться и не выпить с ребятами, но не мог удержаться и не выйти с ними, с ребятами, на поле. Видимо, уже неизлечимо больной. В Чернобыле. Неподалеку от третьего энергоблока.
...Стрельцова положили в больницу с диагнозом "двухстороннее воспаление легких". Потом уже врачи определили - рак. За последние пять месяцев жизни Стрельцов страшно похудел, как говорят в народе, - сгорел.
Умер он 22 июля 1990 года, на следующий день после своего 53-летия.
Конечно, Стрелец не доиграл, не добрал свое, не проявил себя в футболе так, как мог бы. Подсчитано, что он мог бы выступить на трех чемпионатах мира и трех чемпионатах Европы, - и не сыграл ни на одном.
Жизнь прожил незаурядную, нерядовую, в чем-то яркую, в чем-то действительно до обидного нелепую, никак уж не легкую - и, по большому счету, по размашистости, по высоте взлетов и глубине падений, по резкости изломов, очень-очень русскую.
Как бы там ни было, Стрельцова будут помнить долго, до тех пор, пока у нас играют в футбол и любят футбол.

Именем Эдуарда Стрельцова назван стадион "Торпедо" в Москве, а у главного входа на стадион знаменитому советскому нападающему открыт памятник выполненный скульптором Александром Тарасенко. Также, ежегодно, начиная с 1997 года, лучшим футболистам страны вручается российская футбольная премия "Стрелец", получившая свое имя в честь Эдуарда Стрельцова.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

какое же ужасное слово "торпедолюбы", как будто мы с Торпедо любовью занимаемся (( Извините

Валерий, спасибо за труд, но если позволите- пару замечаний,чисто дружеских.
У молодых журналистов есть такая слабость- всё что они узнали- донести до читателя. Мне кажется , Вы слишком щедро стали делиться с нами. Только привыкнем, а вы возьмёте, и обмелеете.
И второе- Эдуард Анатольевич -бессмертен, да и юбилей у него летом. А как бы было здорово , если бы Вы в эти дни нам о Деде- В.А.Маслове рассказали...

Казалось, что все это знаю, но открыл для себя новые эпизоды, версии. Спасибо.
Вспомнилось - 1966г,второй круг, Торпедо-Динамо(К) 2:0 (первое поражение киевлян). Стрельцов получает мяч у центра поля и в одиночку идет на ворота Динамо. Обходит одного, другого, на нем виснет здоровый защитник киевлян, но Стрельцов, как медведь собачонку, стряхивает его с себя, выходит один к воротам, сильным замахом заставляет Банникова бросится в один угол ворот и тихонечко закатывает мяч в другой. 2:0! Потрясающий проход! Как былинный богатырь!

Виктор Лихачёв!
Витя, не стоит вообще к чему-либо привыкать - воспринимай чтение написанных кем бы то ни было текстов как чудо.

скажу за себя: читаю с удовольствием, не сухие факты, не бессвязный набор слов, а интересный рассказ. Я думаю, не все болельщики досконально знают историю любимой команды и отдельных игроков.