ПАС НА ВЫХОД ОТ СТРЕЛЬЦОВА
Как-то я, начинающий корреспондент отдела футбола «Советского спорта», впервые оказался в торпедовском автобусе, увозившем команду на загородную базу в Мячково после игры из Лужников. Я сел сзади, где располагаются запасные игроки, а вся основа находилась на передних сиденьях, и я видел широкую спину Стрельцова. Ехали по незнакомым мне улицам, и я потерял ориентир, где мне выйти, чтобы оказаться поближе к станции метро. Спросил у соседа по креслу, тот не знал. Спросил еще у кого-то, но натолкнулся на равнодушный взгляд... И вдруг увидел, что поднялся Стрельцов и двинулся вдоль салона прямо ко мне. До этого я его только на поле видел, брать у него интервью считал - не по чину. А он запросто так подошел и стал объяснять мне, где лучше всего сойти и как затем добраться до метро. Мелочь, пустяк? Нет, для меня это стало чудом общения с футбольным гением, с его вниманием к незнакомому, малость растерявшемуся молодому человеку. Для себя я решил, что это был стрельцовский пас «на выход», пусть я его и получил лишь в темном, полусонном автобусе.

КТО НЕ ПЬЕТ, ТОТ НЕ ИГРАЕТ
Однажды я разговорился с Валентином Бубукиным о «старом добром времени» - о сборной СССР 60-х годов, об отношении тогдашних тренеров к игрокам, о зарубежных поездках футболистов... И Бубукин, вспоминаю, рассказал об эпизоде, связанном со Стрельцовым.
- Тогда у нас очень мощная была сборная. Это сейчас, скажем, поляки или норвежцы считаются у нас сильными соперниками. А тогда наша сборная к ним как на прогулку ездила, что-то вроде активного отдыха получалось. После одной такой игры, в которой Эдик Стрельцов два гола забил, он говорит нам: «Давайте по десять долларов скинемся, в баре посидим, пиво попьем, музыку послушаем...» Жили мы вчетвером в двухкомнатном люксе: в одной комнате Эдик с Валентином Ивановым, в другой - я со Славой Метревели. И еще холл такой большой. Мы согласились, облачились в цивильные костюмы, а Стрелец еще взбил свой знаменитый кок - тогда волос на голове у него было много.
Вдруг в холле появляется торпедовский тренер Виктор Александрович Маслов, который в виде поощрения за подготовку игроков для сборной тоже был в этой поездке. Он ставит на стол бутылку коньяка, кладет плитку шоколада и говорит мне: «Разливай на пятерых». Мы выпили по сто граммов, он говорит нам: «Если теперь куда-нибудь пойдете, значит, ко мне плохо относитесь. Ведь я, тренер, сам к вам пришел и позволил расслабиться после матча».
Тогда, что скрывать, футболисты крепко выпивали, особенно после матчей. Такая даже шуточка между нами ходила: мол, кто не пьет, тот не играет... Ну и Маслов, конечно, знал об этом грехе, и было у него опасение, что на людях кто-нибудь из нас лишнее позволит, тем более что соглядатаи в нашей делегации были и об одном нашем появлении в баре немедленно доложат кому надо. С другой стороны, уважаемый нами Маслов брал на себя ответственность, и мы это понимали. Если бы узнали, что он с игроками выпивал, более того, стал как бы зачинщиком этого мероприятия, то не сносить бы ему тренерской головы - это точно.
Он ушел, а Эдик жалобно так, по-детски запричитал: «И зачем Дед пришел? Сейчас сидели бы в уюте, отдыхали». Потом разлохматил свой кок и решительно сказал: «Все, остаемся. Нельзя Деда предавать». Мы легли спать и утром встали свеженькие, а я на сэкономленные доллары, помнится, две шикарные рубашки купил.

«...ОН ДАЖЕ ПЯТКОЙ ДУМАЕТ»
Семь лет не играл Стрельцов в футболе. По сути, без него отыграло целое поколение. Отыграло и ушло, а он пришел. Пять лет он провел в заключении на непосильных лагерных работах. А когда вернулся, ему еще два года не позволяли выходить на поле в составе «Торпедо» и сборной. Он погрузнел, был уже не так быстр, обзавелся залысинами.
Но как только власть, кряхтя, разрешила, он словно живой водой умылся: предстал во всем своем футбольном блеске. Он уже не был форвардом-тараном. Стрельцов стал для своих партнеров умным, щедрым и умелым дядькой. И когда Анатолия Папанова спросили: «За что вы так любите Стрельцова?» - то народный артист СССР ответил так: «Стрельцов - это прежде всего футбольная мысль, он даже пяткой думает...»
Мне вспоминается и рассказ известного журналиста Аркадия Галинского, который был убежден, что таких талантов, как Эдуард Стрельцов, даже в мире - единицы за всю историю. Истинный интеллигент, фронтовик, умница Аркадий Романович иначе как на «Вы» никого не называл, даже если случалось послать кого-нибудь по известному адресу. Футбол любил безмерно, стал автором наделавшей много шума книги «Не сотвори себе кумира». Но, по-моему, сам же и сотворил для себя кумира в лице Стрельцова. Всегда светился, когда вспоминал о том, как играл Эдуард. Вот его рассказ о не самом удачном для великого форварда матче:
- Играли ЦСКА - «Торпедо». Как и всегда в матчах между ними, Стрельцова опекал самый сильный и опытный армейский защитник Альберт Шестернев. Было наслаждением наблюдать за единоборством двух этих титанов; оба хитрили, шли на различные уловки, и никакой при этом грубости, боже упаси! Гершкович по своему флангу пошел с мячом в затяжной отрыв. Параллельно с ним в середине поля двигались Стрельцов с Шестерневым. Двигались не абы как, а синхронно, пластаясь, оба готовые принять с ходу передачу от Гершковича. Тому все еще везет, Миша прокидывает мяч мимо защитника, выходит к угловому флажку и делает верховую подачу на набегающего во вратарскую площадку Стрельцова, который успевает выпрыгнуть чуть выше Шестернева. И вдруг - о ужас! - мяч попадает в залысину Стрельцова, ближе к затылку, и метров на пять улетает выше ворот...
После игры я иду в торпедовскую раздевалку, подхожу к еще не успевшему одеться после душа Стрельцову и задаю ему вопрос: «Что произошло, Эдуард Анатольевич? Ведь вы же прекрасно знаете: мяч нужно бить лбом и вниз, а вы затылком и - вверх?!» И Стрельцов мне охотно, с улыбкой и явным уважением к Альберту Шестерневу объясняет: «Аркадий Романович, ведь он же сделал мне вот так...» При этом Эдуард остановился со мной рядом и прижатой рукой с оттопыренным указательным пальцем слегка толкнул в бок: как в детской игре - кто кого перетолкнет. Я, охнув, качнулся и понял, почему мяч попал Стрельцову в затылок. Пенальти? Сто процентов! Но такое ни один судья даже в микроскоп не увидит. А если бы увидел и назначил пенальти, то его никто, кроме Стрельцова с Шестерневым, не понял бы. И отстранили бы его от судейства, глядишь, до конца сезона. «А вы, Эдуард Анатольевич, не в претензии к Шестерневу?» - «Что вы, Аркадий Романович, иначе я бы гол забил, а он виртуозно так не дал мне этого сделать. Вот и все».

«СУХОЙ ЛИСТ»
Встречался я, разговаривал с торпедовским тренером Виктором Семеновичем Марьенко: при нем в 1965 году Стрельцов вернулся в «Торпедо», и в том же сезоне автозаводцы выиграли чемпионат.
Вспоминая о тех шестидесятых годах, Виктор Семенович вздыхал и говорил, что натерпелся со Стрельцовым под завязку. В том смысле, что режимить и тренироваться ему было в тягость. Скажем, на выезде утречком команда выходит из гостиницы на зарядку, а Эдуард присядет на скамейку, руки на груди скрестит и досыпает...
Но чем бы он ни занимался за день-два до матча, как бы ни ленился на тренировках, на поле продолжал творить свои чудеса. По словам Марьенко, впервые свой знаменитый пас пяткой Стрельцов отдал давнему - аж с юности - партнеру Валентину Иванову. И произошло это, опять же, в единоборстве с Шестерневым. Армеец плотно опекал Стрельцова, и в какой-то момент торпедовский форвард вдруг увел за собой Альберта с центра поля на фланг. На скамье запасных, вспоминал Марьенко, молодые игроки, еще не привыкшие к футбольным фокусам своего лидера, подумали: ну, все, Эдик умом тронулся. Замер перед чужой штрафной Валентин Иванов, остановились армейские защитники: они успокоились - пропала у торпедовцев атака! А Стрельцов, дойдя с мячом почти до бровки и вроде ничего не видя за своей спиной, вдруг сильным ударом пяткой выложил мяч совершенно свободному Иванову, и тот, мгновенно оценив ситуацию, забил гол...
Еще одна просто замечательная история... Связана она с ударом «сухой лист». Дело было так. На одной из тренировок кто-то захотел подначить Стрельцова - мол, никто у нас, кроме киевлянина Валерия Лобановского, ударом «сухой лист» не овладел.
Футбольные болельщики со стажем наверняка помнят этот удар: он сделал Лобановского знаменитым. Исполнялся «сухой лист» при угловых. Мяч летел по дуге и ложился в сетку у ближней или дальней штанги. Забивал Лобановский часто, но далеко не всегда: в пропорции приблизительно один гол из пяти возможных. Этот удар Лобановский тренировал в течение года, и когда сутулый блондин из киевского «Динамо» шел к угловому флажку, трибуны замирали в ожидании: ну, сейчас Лобан выдаст... И вот на тренировке торпедовцев и зашел разговор, что никто, даже Стрельцов, не сможет повторить этот чудо-удар. А он на эти подначки не обращал внимания - сидит себе на лавочке, семечки щелкает. «Все-таки, - рассказывал Марьенко, - уговорили его пробить угловой. Эдуард нехотя поднялся со скамейки, установил мяч около углового флажка, с ленцой разбежался, ударил с подкруткой, и мяч как миленький влетел в сетку... Все упали, а он только и сказал: «Баловство это, делать, вижу, вам нечего».
Великий тренер сборной Англии Альф Рамсей, человек бывалый и вовсе не восторженный, увидев Стрельцова на поле уже в поздние и, прямо скажем, не лучшие его годы, сказал: «Он немного уступает Пеле в технике, а по атлетизму явно превосходит его». Эх, дали бы Стрельцову сыграть на чемпионате мира в Стокгольме! Тогда, глядишь, не только его, но и жизнь всего нашего футбола сложилась бы иначе.

ПРОЩАНИЕ С ЛЕГЕНДОЙ
Самый яркий и знаменитый форвард «Торпедо» и сборной СССР, он, странное дело, ушел из футбола как-то незаметно, буднично. Ни пышных проводов с банкетом «для своих», ни интервью с ним, ни причитаний в СМИ по поводу расставания. Впрочем, зная Стрельцова, могу предположить, что все это ему предлагали, а он философски пожимал плечами: мол, ушел и ушел, велико ли событие, все рано или поздно уходят.
Не было у него и желания занять начальственное кресло, даже в тренерстве не стремился продвинуться. Стал детским тренером торпедовского клуба и оставался им в течение пятнадцати лет, до самой своей смерти в 1990 году. Ушел Эдуард Анатольевич Стрельцов из жизни пятидесяти трех лет от роду.
Прощалось с ним на торпедовском стадионе, ныне носящем его имя, великое множество народу. Прощальная очередь, в которой шел и я, начиналась от станции метро «Автозаводская», двигалась по Восточной улице и спускалась по длинной лестнице к футбольному полю, рядом с которым и стоял открытый гроб. В тот июльский день шел легкий летний дождь. Мне запомнились дождевые капельки на его уже неживом лице.
До того как болезнь лишила его сил, он всегда охотно выезжал с командой ветеранов. Как-то со «старичками» отправился и я, если память не изменяет, в какой-то городок Пермской области, то есть в самую глубинку. И как только вышли из автобуса, к Стрельцову поспешила чуть ли не толпа местных жителей - со шматом сала, с банками соленых огурцов, сушеной рыбкой. А один лихой и, судя по внешнему облику, забубённый дедок, которому, наверное, уже просто нечего было взять, тащил, сияя, банку с настоянным на воде и сахаре плоским темным грибом. То-то устроит ему бабка взбучку по возвращении...
Народ русский - он такой: он всегда безошибочно чувствует, и не умом, а сердцем, самим инстинктом, свое лучшее производное - своего героя, особливо если этот герой незаслуженно и горько пострадал от дурной власти. Не постыжусь признаться, что минута эта вызвала у меня слезы умиления...